СЕМЬ ПРИВЫЧЕК НЕРАЗУМНЫХ ИНВЕСТОРОВ
«FORTUNE», 29 ДЕКАБРЯ 1997 ГОДА
Пол Кругман
Теория эффективного финансового рынка нравится мне так же, как любому из вас. Я согласен, что Роберт Мертон и Майрон Скоулз заслужили недавно полученную ими Нобелевскую премию за то, что показали, как эта тeoрия помогает оценивать сложные финансовые инструменты. Но если вы провели последние пять месяцев не в тибетском монастыре, вы должны были заметить, что рынок в последнее время ведёт себя довольно странно.
Шесть лет назад Пол Райн, с тех пор побывавший председателем Постоянного бюджетного комитета Палаты представителей и главным экономистом Республиканской партии, опубликовал статью в The Times. Под заголовком «Тридцать лет спустя, возвращение в стагнацию» он предупреждал о том, что попытки администрации Обамы и Федеральной резервной системы устранить последствия финансового кризиса вернут нас к проблемам 1970-х годов с одновременно высокой инфляцией и безработицей. Да, не все республиканцы согласились с этой оценкой. Напротив, многие утверждали, что мы движемся к веймарской гиперинфляции. Нужно ли говорить о том, чьи прогнозы оказались в корне неверными? Инфляции как не было, так и нет. Рабочие места поначалу создавались медленно, но в последнее время динамика набрала обороты. Никакого повторения опыта 1970-х не произошло, напротив, мы сейчас имеем дело с экономикой, которая во многих отношениях напоминает 1990-е. Справедливости ради отметим, что между Америкой 2015 года и Америкой образца 1990-х — целая пропасть. Телевидение сейчас гораздо лучше, а положение рабочих — плачевнее. Акции растут, поговаривают даже о новом буме в сфере высоких технологий, не хватает лишь эйфории, сопровождавшей бум в 90-х. Увы, ничто не намекает и на колоссальный всплеск производительности а-ля 1995-2005, связанный с активным использованием информационных технологий. Да и рынку труда еще далеко до темпов роста занятости, сопоставимых с клинтоновскими годами. И уж само собой разумеется, низкая инфляция в сочетании с быстрым ростом занятости наглядно демонстрируют бредовость утверждений, что Обамакэр, или, может быть, неблагосклонное отношение президента, уничтожат частный сектор.
Меня впечатлило то, насколько стремительно и убедительно российская экономика сошла с рельс. Очевидно, что главной причиной стало падение цен на нефть, но рубль на самом деле обесценился сильнее, чем сырая нефть марки Brent: нефть подешевела на 40% по сравнению с началом года, а рубль – наполовину.
Что же происходит? Похоже, что президент Владимир Путин умудрился ввязаться в конфронтацию с Западом из-за Украины как раз тогда, когда упали цены на главный экспортный товар его страны, и в результате финансовые потрясения наложились на торговые.
Однако следует отметить, что резко негативные последствия в результате торговых шоков – это довольно распространенное явление в развивающихся странах, в которых частный сектор имеет существенную задолженность в иностранной валюте. Первоначальный эффект от снижения экспортных цен – падение курса национальной валюты, что создает проблемы с платежным балансом для частных должников, чья задолженность внезапно дорожает в национальной валюте, а это, в свою очередь, еще больше ослабляет экономику, подрывает доверие и т.д.